— Всё гениальное просто, — произносит Давид, — мудрое решение. А мы — идиоты. К Вам, Геннадий, это не относится, только к альпинистам!
Генка, хоть и не альпинист, суть уловил и явно расслабился. Похоже, я его сумел убедить. Да и Николай Григорьевич поспокойнее выглядеть стал. Тоже неплохо! Ему сегодня с взрывчаткой работать...
— Один лагерь можно выставить отсюда, — продолжает Давид, — четыре палатки у нас есть. Только где?
— У ручья в середине подъема!
— Эдик, займешься?
Хенциани кивает. Риторический вопрос — риторический ответ.
— Олег с бойцами — в помощь Егору.
Моя очередь кивать.
— Юра, помоги беженцам разобраться с вещами. Чтобы брали по минимуму, по лагерям пойдем.
А теперь — Юриса.
— Остальные — в помощь Николаю Григорьевичу.
Расходимся. Забираю ребят, откомандированных мне Потапом, и иду к Егору.
— Здорово, старлей! Принимай пополнение.
— И тебе не кашлять! Вовремя вы. Зашевелились, сволочи!
Осторожно выглядываю. Напротив входа в ущелье царит суматоха. Дорогу, правда, ахмадовцы не переходят. Но с той стороны бегают, суетятся, таскают чего-то. На обочине четыре грузовика: три «пятьдесят третьих» и «шишига». Сколько же они народу притащили? Полсотни точно. Если не больше. Пока смотрю, Егор показывает парням их позиции. Потом начинаю выпытывать детали:
— По склонам не обойдут?
— Не должны. Круто везде. Да и сюрпризы там приготовлены.
— Мне куда?
— Ты снайпер?
— Биатлонист.
— Вот здесь и оставайся. У меня еще одна точка есть.
Левый фланг расступился немного, пропуская десяток солдат. Вел их лейтенант Терентьев.
«Тот самый» — говорок тихий пошел по рядам и шеренгам...
— Женщины и дети могут уйти. — сказал Пчелинцев. Постоял секунду, и, даже не пытаясь изобразить строевой шаг, кое-как дошел до ближнего фланга. Где ему капитан Сундуков снова всучил открытую уже флягу.
«Комендачи» отступили. На их месте выстроились в шеренгу подошедшие солдаты. Боря оказался правофланговым. У него никак не получалось удобно перехватить автомат. Он явно старался держать оружие правильно, как учили, но всё равно «калаш» смотрелся в его руках, как дубинка.
— Андрюш, а этот что делает тут? — тихонько толкнула в плечо мужа Влада.
— Этот? — кивнул в сторону Бориса Урусов. — Сам вызвался. С вечера еще. Как вопрос поднялся. Они с Терехой добровольно. Остальных назначать пришлось.
— А ему зачем? — удивилась Кошка.
— Учится он. В Тадж собрался. К своим в гости. Готовится. И я с ним.
— Ты?! Какой-такой Тадж? Ты о чем?!
— О том самом, Солнышка, о том самом...
— Ты!..
— Коша, иди, пожалуйста, там Димка, наверное, соскучился! — попытался выпроводить жену Урусов. — А я чуть позже подойду! Честно-честно! Тут еще дело небольшое есть...
Оглушительно ударило сразу несколько очередей... Потом хлопнуло пара одиночных выстрелов.
— Все! Все свободны. Дальше по распорядку! — скомандовал Пчелинцев, снова оказавшийся посреди плаца.
— Все Потапу. Отходим в Пасруд. У поджигателей все готово. Я, Прынц, Огневолк, Браты — охранение.
Прынц даже не оторвался от дороги. Когда ему скомандуют отход, тогда и снимет наблюдение. А пока рано дергаться. Дорога была по-прежнему пустая. С утра прошла пара грузовиков в направлении Айни, и тишина. Постепенно усиливающийся дождь тоже не добавляет радости. Но это всё не поводы расслабляться!
Тем временем народ радостно повалил с позиций к машинам. Через десять минут «шишига» отвалила в сторону Пасруда.
— Охранение Потапу. По коням.
Ну, вот теперь пора! Прынц еще разок окинул дорогу взглядом и пошел вниз. Запрыгнул на заднее сиденье, расслабился...
— Слышь, Жор! — окликнул его майор, заводя мотор — а ты прав оказался. Наша снайперская парочка таки сговорилась.
— Это видно было. И слышно. Правильно ты их вчера вместе отправил. Хоть кто-то счастливый будет.
— Любовь на троих, — съязвил Огневолк, — он, она и бульдозер!
— Что, Женька, завидуешь молодым? Небось, сам на литовку запал!
— Свят, свят, свят! Не дай бог! Страшнее моей жизни.
— Ты чего? Красивая девчонка!
— Это да, красивая, не отнимешь. В другом смысле страшна: характер уж больно крут. Мне бы учительницу начальных классов — вот где мечта!
— Ничего, Леха только с виду такой пушистик, а внутри — моща. Бульдозер!
— Кстати, парни, знаете, как они бульдозер назвали?
— Ну?
— Пушистиком!
Последний УАЗ снятого заслона летел к начинающим разгораться остаткам разрушенного Пасруда.
У стены валялись расстрелянные. Тела несколько секунд дергались, агонизируя, потом затихли. Кровь медленно текла по разбитому бетону площадки... Подполковник Мезенцев прошел вдоль стены. У каждого тела приседал, проверяя пульс, отрицательно мотал головой, ставил крестик в блокноте и шел к следующему.
Толпа начала расходится. До самого последнего момента большинство думало, что все ограничится парой выстрелов в воздух над головами. Так, для осознания вины. И никто не ждал разорванных длинными очередями трупов, текущей крови, бледных лиц солдатиков из расстрельной команды. До многих только сейчас начало доходить: старая жизнь ушла. Вместе с законами, юристами, чиновниками, мораториями на смертную казнь и много чем еще, включая остатки социальной системы. Теперь прав тот, кто сильней. Кто может за себя постоять. И если тот маленький осколок общества, который образовался на территории базы, не научится защищаться, ему не выжить. И защищаться надо не только снаружи, но и изнутри. Не только от чужих подонков, но и от своих. Не зря же первого собственного преступника поставили к стенке вместе с пленными бандитами. Символично.