Поражающий фактор. Те, кто выжил - Страница 30

К оглавлению

— Все равно надо.

— Мамочка, осень спать хосется. Давай, ты меня понесесь немнозко. Или деда. А я посплю...

Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады

Владимир Пчелинцев (Шмель)

— Доклад! — Пчелинцев не приказал. Прорычал.

Сундуков, баюкающий, задетую шальной картечиной, руку, поморщился:

— Товарищ полковник, не орите!

— В смысле, «полковник»?! — сбился комбат. — С какого перепугу? Капитан, тебе в голову ничего не прилетало?!

— Неа, не прилетало. — Совершенно спокойно ответил Сундуков. — А, если и прилетит — так у меня там броня интегрированная. В три пальца слой. А полковником тебя величаю, потому что только настоящий полковник может приказать угробить под сотню рыл и не поморщиться.

— Придурок... — Нервно сплюнул майор. — Короче.

— А что короче? — удивился ротный. — Мы победили.

— Рома. Ты. Охренел. — Раздельно произнес Пчелинцев. И с трудом подавил отчаянный позыв достать пистолет, да грохнуть капитана. Пока совсем с ума не сошел. — Иди отсюда. К Мезенцеву. Пусть перевяжет, и мензурку капнет.

— Так точно! — Сундуков одной рукой вскинул на плечо громоздкий ПК и чуть ли не строевым пошагал подальше от места боя. Перед ним невольно расступались.

— Капитан улетает. — Подвел итог Урусов, до этого стоящий метрах в трех. И весь разговор отлично слышащий. — Может ему мыла подарить?

— Повеситься?

— Сперва — помыться. А потом и вешаться можно. — Седьмой клацнул замочком, одев на ПСО брезентовый чехол. — Вот почему-то, мне кажется, что от товарища капитана доклада вы, товарищ майор, не дождетесь. Кроме матерных реляций на полях.

— Вот и я так думаю. Пошли?

Таджикистан, Фанские горы, ущелье реки Пасруд-Дарья

Олег Юринов

«Козлики», подпрыгивая на ухабах, летят вниз. Не меньше сорока километров в час. Для дороги, где и двадцать считается лихачеством, такая скорость — верх безрассудства. Мне легче, просто повторяю выкрутасы полковника. А вот как он умудряется не расталкивать бампером стены ущелья — уму непостижимо. Но гоним. Таким темпом до Пасруда доскочим минут за сорок. Из-за перегиба выскакиваем на склон над Маргузором и молим Бога. Из кишлака этот участок, как на ладони, если бандиты уже там — заметят за милу душу. Не снижая скорости проскакиваем серпантин и врываемся на улицу поселка.

— В засаду бы не влететь, — бормочет рядом Малыш. — Ногами прямо в жидкий маргарин.

Но Маргузор тих. Бахреддин тормозит у большого кирпичного дома и начинает стучать в калитку. Видимо, хочет предупредить о нападении. Потап перескакивает ко мне в машину.

— Погнали, они догонят. Ты что здесь делаешь?

Это он обнаруживает дочку, впрыгнувшую в машину в последнюю секунду. Гнать было некогда.

— Стрэляли. — голосом Саида из «Белого Солнца» произносит девчонка, — Все бегут, а Машка что, рыжая?

Потап выдает фразу, которую я при дамах точно не произнесу. Да ладно я, такого и Леха не скажет, а он у нас известный матерщинник. Но девать фройляйн уже некуда. Жму на газ. Выскакиваем из кишлака и вновь петляем по серпантинам. Наконец, крутяк заканчивается. УАЗ объезжает скальный гребень. То, что вижу...

В нескольких метрах стоит такой же козлик, как у нас, но с пулеметом, присобаченным на самодельную турель. За этим устройством расположились двое в камуфляже. Часовые. По сторонам не смотрят. Кругом горы, эка невидаль, а под носом все намного интереснее. Во все глаза любуются на собственных товарищей, увлеченно насилующих прибалтийских девчонок. А парней не видно. Но разбираться некогда, действуют рефлексы.

Резко давлю на тормоз. «Козел» взбрыкивает, колдобится, но замирает в метре от бандитской машины. Над головой рубит воздух неожиданно громкая очередь Потаповского автомата. Пулеметчиков вышвыривает из кузова. Наши горохом сыпятся наружу. Чуть задерживаюсь, выбираясь из-за руля. Тот, кого себе наметил, успевает привстать и развернуться. Тянет руку к оружию. По-футбольному бью под челюсть. Клиент кулем валится обратно на девчонку. Но уже спиной и мертвый: этот удар — гарантированный перелом основания черепа. Оглядываюсь. Все. Можно не торопиться. Остальные сработали не хуже. Даже Машка спокойно вытирает нож о куртку трупа. С самого начала видно было: непростая девочка.

— Машка, девчонок посмотри. А вы, мастера... — цедит Потап, — хоть одного живым взять догадались?

— Обижаешь, майор! — Малыш за шиворот поднимает своего противника, — есть язык. Пока не отрезал.

— Мой тоже жив. — Откликается Леха, — Временно...

Мне похвастаться нечем. Погорячился маленько. Мог и полегче стукнуть.

— Олег, ты таджикский знаешь? — Потап задумчиво смотрит Потап на пленных.

— Плохо.

— Но хоть как-то... Допросить надо.

Тащим пленников за камень.

— Ну и кто по-русски говорит?

Лопочут быстро-быстро, типа «моя твоя не понимай!»... Обоим лет под тридцать. Один совсем мелкий, в стеганом азиатском халате, штаны из местной дерюги, второй одет поприличнее: брезентовые брюки, камуфляжная куртка, даже что-то типа форменной ментовской рубашки. Вокруг левого глаза расплывается синяк в половину морды. Ну, не может Леха без показухи...

— Не понимаете... Ну что ж, поучим русскому.

Достаю нож и вспарываю штаны на мелком. А смотрю на второго:

— Пока он будет есть свой хрен, у тебя есть немного времени вспомнить русский язык, хизмат аро. Не вспомнишь — к гурям не попадешь. Не любит Аллах тех, кто приходит к нему, держа обгрызенный член в зубах. — Надо же, поэтичность как проснулась не вовремя... Омар Хайям, блин.