— А вдруг прав был бы? И нас тут Чернобыль встретил? Или полк китайского десанта? По медицине следующее: раненных, вместе с нашими тремя, уже пятьдесят два. Может, еще кого нашли. Половина до утра не доживет. Четверть — крайний срок два-три дня. Переломы страшные. И контузий до черта. Докторскую хатку разнесло не целиком. Эпицентр далековато оказался, завалило только. Я два взвода отправил, пусть копают. Мезенцева откопали уже. Матерится, спирт пьет, оперировать бросается.
— Понятно. Подполковника хлебом не корми, дай отрезать чего. И балкой его не грохнешь, убийцу в белом халате. Ой, Саныч, как хреново-то мне...
— Немудрено. — Ротный огляделся и протянул комбату солдатскую флягу, увесисто булькнувшую. — Причастись. Может полегшает. Пчелинцев отхлебнул пару раз, и вернул, изрядно опустевшую флягу хозяину.
— Коньяк?
— Обижаешь! Самогон на дубе настоянный. Свой рецепт.
— Так вот, мне полегчает, когда все на места вернется.
— Не вернется. Больше никогда. И пока мы сидит — личный состав с ума сходит. Двое застрелились уже. — Завинтил крышечку Сундуков и поднялся. — По-умному, с водой в стволе. Какая сволочь только подсказала. Так что, хватит сидеть и самого себя жалеть. Всем плохо. Думаешь, мне завыть не хочется?
— Хочется. Как иначе.
— Вот именно. Так что, товарищ комбат, вставайте, да идите выполнять свой священный долг. Орите, рычите, грозите расстрелом. Только бойцам задуматься не давайте. И летехам. Терентьев как общагу увидел — еле пистолет забрать смогли. Сидит теперь связанный и воет.
— А ты? — В лоб спросил Пчелинцев. Ротный с ним на одной площадке жил. В семиподъездной пятиэтажке от которой целым остался только кусок торцевой стены, да и тот лишь до третьего этажа.
— А я права не имею. — Огрызнулся вдруг капитан. — У меня кроме семьи еще рота есть. И комбат, который расклеился и нихрена сейчас не командир!
— Саныч, не заводись. — Пчелинцев встал с кирпичей, и попытался успокоить ротного.
— Да пошел ты на хер, Шмель. — Сундуков плюнул майору под ноги тяжелым сгустком слюны перемешанной с пылью. — Я две войны прошел. — непонятно зачем, уточнил Сундуков и поплелся, к санчасти.
— Ты куда? — Окликнул его майор.
— На муда, Глебыч, куда же еще. — Ответил ротный, не оборачиваясь. — Сейчас спирта найду пару литров, да за упокой душ нажрусь. А потом застрелюсь. И пусть Максим Викторыч вскрытие сделает.
— Нихрена ты не застрелишься. — Прошептал Пчелинцев, и, решительно мотнув головой, быстрым шагом пошел в сторону складов РАО. Нога решила больше характер не показывать. — А если застрелишься, то лично на остывающий труп нагажу и убирать не буду. Понял?!
Конечно, Сундуков этого не услышал. Отошел далеко, да и в окружающем шуме особо не разберешь.
— Витя, твои мальчики сошли с ума!
— В каком смысле, Руфина Григорьевна?
— Леша сейчас передал, что на Чимтарге сходят лавины! Там же снега нет!
— А спутниковый телефон там есть?
— При чем тут это?
— Эх, Руфина Григорьевна, не любите Вы анекдоты. Хит сезона две тысячи четыре.
— То есть?
— «Чтобы в летних Фанах начали сходить лавины, нужна как минимум ядерная война». Что там парни передали?
— Район закрыт из-за лавинной опасности... Ты думаешь?..
— Боюсь, знаю!..
— Что там? — дернул Герман Седьмого за рукав.
Урусов сполз с пригорка, и молча отдал бинокль ефрейтору.
Водитель улегся, и поднес оптику к глазам.
— Ого, ну ни хера ж себе — и тут же скатился к Седьмому. — Сектыш.
— Мягко говоря. — Андрей забрал у ефрейтора бинокль, перекинул ремень через шею и сел в траву, не беспокоясь о чистоте камуфляжа... — Везет не только дуракам, но и тормозам. Десять минут не хватило.
— Что делать будем, старшой? — Герман присел на корточки рядом с сержантом.
— Да хер его знает, если честно. Небось, ракеты у всех кончились. На голову не ляпнется, нечему.
— А вдруг?
— Если вдруг — то будет бесплатно, сразу и для всех. «Терру» не посеял?
— Обижаешь! — искренне обиделся Герман и достал маленький дозиметр, больше похожий на помесь калькулятора с телефоном. — Включать?
— Нет, орехи колоть. Сколько?
— Двадцать семь — двадцать восемь микрорентген. Это что?
— Это — единственная хорошая новость за сегодня, вот что это, Ванья! Норма для наших краев — семнадцать. Поверь старому химику-дозиметристу. — грустно улыбнулся Седьмой, и устало увалился на землю. — Боженька не фраер — своих любит. Похоже, на город не пожалели, а по бригаде влупили обычным. «Томагавк» или «Трезубец», какой. У нас до Новосиба сколько по прямой?
Герман прикинул и ответил:
— Если по дороге — то 75 примерно, если как ворона летит — 60 с мелочью.
— Нормально. Сколько в городе — представлять не хочу и не буду. А мы даже без ОЗК обойдемся. Если ветер не переменится, конечно. Не дай Бог, на нас развернет — можно сразу хозяйство на пень класть. И топор точить. Живем! — хлопнул Урусов водителя по колену и вскочил на ноги. — Выпускай девчонок и интеллигента, нехай воздухом подышат. И пусть Влада подойдет. С карабином. А сам проверь машину и за ветром следи. Направление менять начнет — ори. И постарайся, чтобы по-светлому успели. Боюсь я по этой «линии фронта» ехать. Да и комбатовской не говори ничего и сюда не пускай. Сейчас нам только истерики не хватает для полного счастья.